Роман Маркович поблагодарил его и спросил у сына, который подключал игровую приставку к привезённому сюда из гаража чёрно-белому телевизору:

— Лёня, ты едешь?

— Нет, пап. Задержусь.

Гуревич вышел, тогда Тихон Морозов открыл общую тетрадь и спросил:

— Серый, ты когда сахар фасовать будешь? На какой день тебя ставить?

Мне вписываться в общий график нисколько не хотелось, так и ответил.

— Ни на какой.

— А чё такое? — вскинулся Зинчук. — Енот, ты чё откалываешься?

— Да западло людей обвешивать, — ухмыльнулся я в ответ.

Евген набычился, но его оборвал Фролов.

— Жень, не лезь, а? — попросил он. — Серый, с мебелью-то поможешь?

— Само собой, — пообещал я и уточнил: — На вечер всё в силе?

Андрей кивнул.

Дома я первым делом побрился, потом полез в ванну. Вымылся, вытерся, подобрал к джинсам фланелевую рубаху — чистую и ещё не слишком протёртую. Потом просмотрел конспекты лекций, попытался вникнуть в премудрости высшей математике, но не особо в этом преуспел и отложил, взялся готовиться к завтрашнему семинару. А там и телефонный звонок раздался.

— Серёжа! — прошептала трубка. — Заходи!

Я быстро спустился на седьмой этаж, где у приоткрытой двери в белой блузе и юбке до колен меня уже дожидалась Зинка с волнистыми локонами распущенных волос, подведёнными глазами, зелёными тенями и накрашенными губами. Даже поцеловать себя не позволила, только и дала, что в щёчку чмокнуть.

— С днём рождения! — поздравил я девчонку и вытянул из нагрудного кармана цепочку — тоненькую и невесомую, зато изящную и золотую.

Зинкины серые глазищи просто-таки округлились.

— Серёжа, ты с ума сошёл?! — прошептала она и тут же примерила цепочку, застегнула крошечный замочек. — Ну как?

— К серьгам просто идеально подходит, — уверил я подругу.

И тут из квартиры донёсся голос тёти Софьи.

— Зина, кто там?

Девчонка ухватила меня за руку и потянула через порог.

— Это Серёжа!

Что называется, картина маслом «Не ждали». Ну да — маменьку Зинка о моём визите в известность не поставила, а вот Борис Ефимович сориентировался как-то слишком уж быстро и сразу вынес с кухни дополнительный стул.

— Не стой в дверях, будто не родной! — приободрил он меня. — Проходи за стол!

Был дядя Боря весел и самую капельку под хмельком, перечить ему и портить дочери праздник тётя Софья не решилась. Её обыграли технично и непринуждённо, словно вратаря при выходе двое против одного.

За столом в зале помимо Зинкиных брата с сестрой обнаружились и гости. Взгляд сразу зацепился за яркой внешности тётеньку, пышнотелую, но вовсе не полную, в самую малость тесноватом платье с глубоким вырезом декольте. Компанию ей составлял мужчина в костюме и без галстука, весь какой-то невзрачный, если не брать в расчёт слишком уж живые глаза, умные и цепкие. Ещё присутствовал их отпрыск — а сто к одному, что дело обстояло именно так, — который сложением пошёл в папу. Был он, как мне показалось, ровесником Зинки или самое большее на пару лет её старше.

— А что же Серёжа без цветов? — сразу поинтересовалась незнакомая дамочка.

Я взглянул на выставленную в центр стола вазу с тремя красными розами и ответил чистую правду:

— Не подумал.

Просто ничего иного в голову не пришло, ладно хоть ещё удержался и не ляпнул избитую фразу: «дети — цветы жизни», которая так и вертелась на языке.

— Сюда проходи! — позвал меня Борис Ефимович, который уже избавился от пиджака и ослабил узел галстука.

Я сел рядом, и тётя Софья выставила передо мной принесённую с кухни тарелку, выложила рядом салфетку и вилку.

— Римма, Олег, Макс, — поочерёдно представил дядя Боря гостей и взял бутылку «Столичной». — Софочка, ещё рюмка нужна.

За рюмкой далеко ходить не пришлось, хрустальную стопку достали из серванта. Пить я сегодня не собирался и запротестовал, но Борис Ефимович и слушать ничего не стал, наполнил до краёв. После взял «Рябину на коньяке» местного ликёро-водочного завода, налил женщинам, на самое донышко плеснул и Зине с Максом.

— Двадцать четыре градуса, Борис! — возмутилась пышнотелая Римма. — Детям?!

— Сегодня можно, — уверил её Борис Ефимович и взял стопку. — Ну, за виновницу торжества до дна!

Пришлось соответствовать. Пошла водка неплохо, но пить на голодный желудок не стоило, и я пригляделся к хрустальным салатницам. Одна была заполнена контрастными бело-красными слоями «селёдки под шубой», другая содержала «мимозу»; вот её себе и наложил. Заодно соорудил бутерброд со шпротиной, а сверху на него уложил кусочек сыра.

Зина лизнула настойки и отставила рюмку, налила в стакан из кувшина вишнёвого компота.

— А газировки не купили? — спросил Яша.

— Не купили. Компот пей.

— А что сладкое есть?

— Торт будет, когда поешь, — пообещала тётя Софья и попросила: — Борис, ну ты куда торопишься?

Впустую — Борис Ефимович уже наполнил стопки водкой.

— Второй тост за родителей. Я беру самоотвод и предлагаю выпить за маму!

Ну и выпили. Тут уж отказаться вообще вариантов не было. В голове зашумело, и я с тоской подумал, что к концу застолья нагружусь под завязку, но дядя Боря на этот раз наполнил рюмки только до середины. Чисто символически, как он сказал, ещё и посоветовал мне:

— Ты кушай, кушай! Не стесняйся.

У меня и в мыслях скромничать не было. Всё же сегодня без обеда, если проигнорирую салаты, развезёт ещё до горячего.

— А о подарке имениннице Серёжа тоже не подумал? — спросила вдруг Римма.

— Как это не подумал? — возмутилась Зинка и оттянула цепочку. — Вот! Золотая!

— Какая прелесть! — восхитилась дамочка. — Сергей, а вы кем работаете?

— Я не работаю, я студент!

Из всех присутствующих шутку понял только Яша. Он расплылся в широкой улыбке и попытался сбежать из-за стола, но был отловлен мамой.

— Ну, мам! Я наелся!

Но тётя Софья и слушать ничего не стала.

— Сиди, сейчас пирог принесу! Покушаешь и пойдёшь. Боря, освободи место — пирог поставить некуда.

Борис Ефимович переставил полупустое блюдо со шпротами на угол стола и снова взялся за бутылку.

— Дорогой подарок для студента, — рассудительно заметил Олег.

Произнесено это было столь многозначительным тоном, что оставить высказывание без ответа не имелось никакой возможности, и я пояснил:

— Летом сторожем подрабатывал, вот и накопил.

— Ну, выпьем! — воспользовался мимолётной паузой Борис Ефимович, который за миг до того легонько толкнул меня под столом ногой, и вновь поднял рюмку. — Чтоб все были живы и здоровы!

Выпили, закусили — на этот раз уже пирогом с мясом и картошкой. Внутри начало растекаться приятное тепло, но толком расслабиться я не успел.

— Сергей, на кого учитесь, если не секрет? — полюбопытствовал Олег.

— Экономика в строительстве, — озвучил я выбранную специальность, и Римма тут же всплеснула руками.

— Да разве у нас умеют строить?! — закатила она глаза. — Наших инженеров и строителей за границу только чернорабочими на стройку возьмут цемент мешать и кирпичи носить! Из этой страны просто нереально с такой профессией уехать! Вот Макс у нас на стоматолога поступил. Дантисты за границей одни из самых высокооплачиваемых специалистов! С таким дипломом и в Израиль можно уехать, и в Германию, и в США!

Дядя Боря снова двинул меня ногой под столом, но я и без того ввязываться в дискуссию не собирался, лишь размеренно кивал, да искоса поглядывал на непривычно молчаливую Зинку.

— А сторожем где работал? — продолжил допытываться Олег.

— У Бориса в институте, — подсказала тётя Софья. — Только мы сейчас фирму организовали, теперь институт с нами договор заключил.

— Грибочками закусывайте! — предложил дядя Боря, выдвигая на центр стола блюдце с маринованными опятам. — И селёдочку пробуйте! На удивление хорошая банка попалась!

— И можете поздравить, я теперь ещё и главный бухгалтер! — продолжила тётя Софья.

— Да! За это мы ещё не пили! — моментально нашёлся Борис Ефимович, и мы выпили.