— Ты — серафим, полководец Господа! — солидно пояснил Хелил, отвечая на мой невысказанный вопрос.

— Все серафимы — шестикрылые! — бурно запротестовал Нат. — А у Сел нет ничего, даже отдаленно похожего на крылья.

Нефилим призадумался…

— В ее жилах течет не просто кровь вампиров, — скованно признался Тристан, — но и наследие старого колдуна Жиля. Поэтому, если Господь и простил Селестину, то, очевидно, по причине ее темного прошлого не дал все приличествующие серафиму атрибуты или знаки отличия…

— Темное прошлое отнюдь не является помехой для светлого будущего! Запомни это, предатель, — наставительно вставила валькирия, многозначительно показывая стригою свой увесистый кулак.

Тристан лишь недовольно поморщился, не дерзнув оспаривать столь голословное и пока ничем не подкрепленное утверждение.

— Ясно, — понимающе хмыкнула я. — Вот ведь какая досадная проблема образовалась: я светлой быть не могу, а темной — не хочу! Не хочу быть вампиром, а человеком — не могу! Меня не приняли ни в рай, ни в ад, а чистилище небрежно извергло из своих недр как некий чужеродный, не заслуживающий внимания элемент.

— И что же тебе остается? — вопросительно приподняла бровь Оливия.

— Идти своим путем! — резонно констатировала я. — Куда бы он в итоге меня ни завел.

— Милая, прости меня! — малодушно выдавил так подло предавший меня Тристан, и в его голосе я услышала целую гамму эмоций: и раскаяние, и стыд, и подспудную боязнь моей новой ипостаси.

— Прощаю! — без напряжения и какого-либо усилия над собой равнодушно ответила я. Право же, я не испытывала к нему неприязни и не собиралась мстить. Я ощущала себя его должницей, ведь однажды он спас мне жизнь, но теперь мы были квиты. Де Вильфор стал мне безразличен как мужчина, отныне нас связывал только заключенный уговор: я обязалась помочь ему захватить высшую власть среди вампиров. — Я верю в то, что ты имеешь задатки лидера и станешь истинным повелителем стригоев, гораздо лучшим, чем Андреа. Я могла бы тебя убить, но не хочу обагрять руки твоей кровью, да и к тому же ты мне еще пригодишься.

— Ты… — Бледное лицо Тристана налилось жарким пурпуром неправедного гнева. — Как ты смеешь приравнивать меня к вещи? Да ты просто исчадие рая какое-то!

Я спокойно улыбнулась:

— Называй меня, как хочешь, ведь слова уже ничего не изменят.

Возразить было нечего, и он смирился.

— Я поняла, как сильно люблю Конрада, и… — продолжила я.

— Милая! — неожиданно позвал вервольф, изъясняющийся едва различимым шепотом. — Единственная моя!

Я думала, что мое сердце тоже стало серебряным — крепким и непробиваемым, но это оказалось не так. Оно билось, чувствовало боль, разрывалось от любви. Услышав переполненный страданием голос оборотня, я вздрогнула и уловила, что во мне что-то оборвалось и упало, разбившись вдребезги. Если он умрет, то я тоже уже никогда не смогу жить полной жизнью…

— Конрад, любимый! — Я бросилась к вервольфу и склонилась над его лицом, с горечью обнаружив страшную печать близкой смерти, уже отметившую его благородные черты. — Скажи, что я могу для тебя сделать?

— Прояви милосердие: добей меня! — попросил он. — В противном случае, если ты откажешься, я буду умирать очень долго и мучительно. Я устал, прошу, освободи меня.

— Я не хочу жить без тебя! — всхлипнула я. — Да и зачем?

— Ты сильная, ты все сможешь! — нежно утешил он. — И помни, что ты — последняя надежда этого мира, а посему не имеешь права отступить и сдаться…

— Хорошо, — немного поколебавшись, пообещала я, ощущая себя худшей из обманщиц, ибо не обладала его верой в свои силы. — Да и нужно же мне узнать, кто я такая и почему воскресла!

— Узнаешь! — тоном пророка посулил Конрад. — А сейчас, умоляю, помоги мне…

«Разве такие умирают? — немного отстраненно думала я, глядя на Конрада. Мною овладело какое-то странное спокойствие, будто все мои чувства стали чужими, сердце остановилось, а душа онемела. Лучше бы я билась в истерике. Меня терзало недоверие, но рассудок незамедлительно взял верх над эмоциями, подсказывая: умирают все, даже такие, как он — смелые, благородные, любящие! Попытайся же предотвратить его гибель…» Не знаю, оттуда ко мне пришла подобная безумная идея, но я намеревалась ее реализовать. Или хотя бы попробовать это сделать…

Я поднялась с колен и всмотрелась в проглядывающую между тучами луну. Она была идеально круглой и напоминала огромный тускло-белый диск. Итак, значит, сегодня полнолуние… Я сняла с шеи амулет Артемиды и позволила лучику света, струящемуся с неба, попасть ровно в его центр, отразиться и переместиться на Конрада…

Тело оборотня выгнулось дугой, с губ страдальца сорвался дикий вой, скрюченные пальцы скребли по земле. Неожиданно его лицо начало изменяться, вытягиваясь и покрываясь темной шерстью. Но тут на луну набежали плотные облака, ее свет иссяк, и окрест нас образовалась кромешная тьма. Я уже не могла ничего рассмотреть, но расслышала негромкое звяканье — то упал на камни амулет Артемиды, разломившийся пополам и безвозвратно утративший свои волшебные свойства.

— Конрад умер? — с опаской осведомилась Ариэлла, громко клацая зубами от волнения.

— Мистика какая-то, — озадаченно протянул отец Григорий. — Не понимаю, как может божий серафим заниматься черной магией?

— Это не магия! — осуждающе поправил Хелил. — Это сила любви!

— Тс-с-с-с, — я, прижав палец к губам, невежливо оборвала их рассуждения, — затаите дыхание и слушайте!

На площадке перед замком немедленно воцарилась гробовая тишина, нарушаемая лишь чьим-то тоненьким поскуливанием.

— Фонарик! — требовательно закричала я. — Тристан, включи фонарик!

Стригой послушался и, воззрившись на то самое место, где прежде находился умирающий Конрад, я обнаружила огромного темного волка, неуверенно приподнимающегося на разъезжающихся от слабости лапах. Но он креп и наливался мощью буквально на наших глазах. Вот зверь поднялся в полный рост, серый почти до черноты и огромных размеров, и угрожающе щелкнул клыками, показывая, что он нам не друг.

— Конрад, — жалобно пробормотала я, простирая к волку руки, — ты меня забыл?

Чудовище задумчиво склонило голову набок, вслушиваясь в мой голос. Его налитые кровью зрачки оглядели меня с презрительным высокомерием. Он меня не узнавал.

— Конрад, — упавшим голосом повторила я, придвигаясь к нему на шаг, — это же я, твоя Селестина…

И тут волк прыгнул…

Окружающие меня друзья издали дружный испуганный вскрик, но хищник пролетел в волоске над моим плечом, ударом мощной лапы опрокинул меня на землю и канул во мрак, скачками уносясь прочь. Он бежал к лесу.

— Конрад, — умоляюще всхлипнула я, — вернись!

Но волк даже не обернулся.

Я поднялась на ноги, ощущая себя покинутой и опустошенной. Разве утрата любви — не самая страшная кара, ниспосылаемая на нас за совершенные грехи? Не ведаю, заслужила ли я столь суровое наказание, но теперь я категорически намеревалась искупить все вольно или невольно совершенное мною зло, а еще спасти от гибели наш мир и всех населяющих его существ, не деля их на правых и виноватых. Да, я очень хотела это сделать. Вот только пока еще абсолютно не знала как.

Эпилог

На рассвете я покинула Чейт и пустилась в обратный путь. Снедаемый чувством вины, Тристан отправился в лес, клятвенно пообещав найти Конрада и привести его ко мне. Не представляю, каким именно способом он собирался осуществить свою идею, но почему-то ни секунды не сомневалась в ее успешной реализации. Уходя, он поступил правильно, потому что чувствовал, как сильно мне хочется выместить свое горе от потери Конрада на вероломном стригое. А посему я не стала его задерживать. Я также отослала от себя ангелов, уговорив их временно затаиться и позаботиться об отце Григории. При себе я оставила только верных нефилимов, взирающих на меня с благоговейным обожанием.

Я собрала все три креста эрай и сложила их в походную сумку Конрада, в которой обнаружила «Книгу крови». Бережно погладила пальцами ее кожаный переплет и печально улыбнулась собственным воспоминаниям.