— Три.

Я кинул на журнальный столик приватизационные чеки и оглядел мебельный отдел. Освобождённый Воробьём угол пустовал, но как раз это обстоятельство нисколько не удивило. Изначально никаких сомнений не было, что выперли его отсюда отнюдь не из-за нехватки свободного места.

Аня выложила передо мной жиденькую стопочку банкнот, и я даже пересчитывать деньги не стал, просто разворошил купюры, раздвинув их в разные стороны. Две по пять тысяч, две по сто рублей. Всё.

— А остальное? — уточнил я.

— Какое остальное? — округлила глаза Анна. — Серёжа, цена на ваучеры упала, теперь по три четыреста принимаем.

Тратить время на пустые препирательства я не собирался, вот и сгрёб со стола ваучеры, сложил их надвое и сунул во внутренний карман куртки.

— Не пойдёт.

— Что значит: не пойдёт?! — взвизгнула Анна. — Вы для нас ваучеры скупаете!

Обороты «принимаем» и «для нас» на простые оговорки нисколько не походили, но я не стал акцентировать на них внимание, просто сказал, поднимаясь:

— Не крепостные же.

— Вы у Романа Марковича деньги взяли! И машину его используете!

— Как взяли, так и вернём. Роману Марковичу. А машина и своя есть. Ань, ты пойми: мы-то найдём, кому ваучеры сдавать, а деньги Гуревича без движения лежать будут. С нынешней гиперинфляцией — ничего хорошего.

Анна тоже вскочила на ноги.

— Серёжа, так не пойдёт!

— Именно, что не пойдёт, — подтвердил я. — Пацаны весь день на морозе мёрзли не для того, чтобы в минус уйти. Они больше заплатили, чем ты предлагаешь.

— В следующий раз сами меньше платить будут!

— В следующий раз — будут, — спокойно кивнул я, не позволяя проявиться раздражению. — А эти мы кому-нибудь другому сдадим.

Аня подбоченилась.

— Не выкручивай мне руки!

Честно говоря, ссориться с этой сукой нисколько не хотелось, но и сдать назад я уже не мог.

— Никто тебе руки не выкручивает. Роман Маркович нас об изменении цены выкупа всегда заранее предупреждал, а ты чего молчала? Вышла бы — сказала пацанам, чтобы в убыток себе не скупали, проблем бы не было.

Анна раздражённо засопела.

— Ты мне из своих приплачивать предлагаешь?

— Да не надо никому ничего приплачивать. Завтра просто заранее скажи, по сколько принимать станешь. И три четыреста — не вариант, мы просто лавочку свернём.

— А эти ваучеры?

— Дашь четыре тысячи — забирай.

Аня поджала губы расстегнула сумочку и порылась в ней, зло кинула на стол пару тысячных банкнот и собрала со стола сотни.

— Верните аванс! — потребовала она, стоило только мне обменять ваучеры на деньги. — Сама выдавать буду!

— Вернём, — пообещал я. — Роману Марковичу.

Вышел из магазина, вручил деньги уже приговорившим бутылку водки пацанам. Когда передал итоги разговора, Рома не удержался и вздохнул:

— Попадалово!

— Вот сука какая! — возмутился Зинчук. — Дюша, и ты ей это спустишь?

Андрей поморщился.

— Цены на ваучеры падать начали, Воробей о том же вчера говорил. Но меньше чем на три восемьсот в любом случае не соглашайтесь. У нас три заказа на кухни в работе, со скупкой и паузу взять можем.

Оставаться у «Ручейка» мы не стали, загрузились в «буханку» и покатили в хозблок. Меня высадили у дома, но только устроился с градусником на диване и натянул одеяло, задребезжал дверной звонок. Пришлось вставать и запускать в квартиру дядю Петю.

— В магазин ходил, что ли? — уточнил я, когда тот вручил мне матерчатую сумку.

— Продукты в холодильнике не самозарождаются пока, — проворчал в ответ дядька. — И, давай, шпроты открой, сооруди бутербродов. Боря обещался с бутылкой зайти.

— Я болею вообще-то!

— Так и не пей! Он по делу зайдёт. Опять у него что-то не слава богу.

Одними только шпротами я не ограничился, взялся варить макароны. Температура понемногу подбиралась к тридцати восьми, и меня всё сильнее ломало, да ещё из носа текло ручьём, а кашель болью рвал бронхи, но и ложиться спать на голодный желудок не хотелось.

Борис Ефимович, как и было обещано, пришёл не с пустыми руками, выставил на стол бутылку «Посольской».

— Тётя Софья а-та-та не сделает? — спросил я с усмешкой.

— Мы с ней не разговариваем, — отмахнулся сосед.

— А что так? — удивился дядя Боря.

— Да разругались в пух и прах! Вчера на лыжах кататься ездили, ну там ей Римма с Олегом, Сергей эту парочку знает, мою и накрутили. Мол, надо больше зарабатывать, зарабатывать надо больше. Мне! — Зинкин папенька даже покраснел от возмущения, а последнее слово и вовсе будто выплюнул. — И машины-то у нас нет, и питаемся окорочками с картошкой, а не деликатесами… А, как по мне, если все одеты, обуты и сыты, то по нынешним временам о большем и заикаться нельзя!

Дядя Петя покачал головой.

— Ну не скажи! Всегда есть к чему стремиться.

— Стремиться? — скорчил гримасу Борис Ефимович. — Знаешь, чего от меня ждут? Что я хапну тут, набью защёчные мешки и перевезу всех за бугор. И содержать там буду не только семью, но и Олега с Риммой и заодно их Максимку малохольного. А вот хрена им лысого! Нашли дурака!

— Ты не волнуйся так, язву наживёшь, — предупредил дядька.

Сосед поморщился.

— Уже. — Он вздохнул. — Ладно, чего пришёл: инвентаризация у нас начинается. Хозблок тоже проверять будут. Если меня председателем комиссии как обычно назначат, всё гладко пройдёт. Но нам зама нового сверху по весне прислали, он во все дыры нос суёт, в каждой бочке затычка. Если директор его главным поставит, придётся вне правового поля действовать. Иначе вышибут нас из хозблока. Как пить дать вышибут.

— У нас договор! — вскинулся я.

Борис Ефимович отмахнулся.

— Найдут, к чему придраться, и расторгнут.

А вот дяде Пете резанул слух совсем иное.

— Вне правового поля — это как? — он покрутил кистью, повторяя известный жест из «Приключений Шурика», и уточнил: — Так, что ли? Нет, так не пойдёт!

— Ну ты за кого меня принимаешь? — возмутился Борис Ефимович. — На лапу ему сунуть придётся! Если что — это на тебе. Мне светиться нельзя.

— Деньги дашь — суну.

— Ближе к делу решим, — заявил сосед и откупорил бутылку. — Слышал, премьер-министром сегодня Черномырдина назначили? Я думал, Хижи утвердят.

— Не Гайдара, и то хлеб.

— Гайдар изначально непроходной был. Его кандидатуру в пику Ельцину зарезали.

— И слава богу!

Дальше разговор пошёл по накатанной колее, и я наскоро поужинал, напился чаю, прополоскал горло и завалился спать.

По барабану кто там кого куда назначил, мне бы отлежаться…

19|12|1992 день

Отлёживался я до четверга, тогда только полегчало. В пятницу пошёл на приём к участковому терапевту. В поликлинике пришлось отстоять немаленькую очередь в кабинет врача, а вот осмотр надолго не затянулся. Замотанная тётка глянула горло, прослушала лёгкие, проформы ряди справилась о жалобах да и выписала справку, разрешив посещение занятий уже со следующей недели.

Ну а сегодня — суббота. Сегодня — дела.

Осточертело в четырёх стенах сидеть, с радостью воспользовался поводом на улицу выбраться. Лёгкий морозец пощипывал ноздри, но ветра не было, поэтому решил пройтись до хозблока пешком. На вагончике-бытовке к старым надписям добавились: «Пиво. Водка. Сигареты», а из колонок вместо иностранного рока неслось:

Атлантида! Атлантида! [7]

У входа в бытовку топталось несколько школьников; кто-то курил, кто-то разглядывал выложенные за окном аудиокассеты. Людно оказалось и внутри.

— Здравствуйте, Тамара Борисовна! — поздоровался я с порога с маменькой Яны — женщиной средних лет, симпатичной и худенькой. Впрочем, несмотря на невеликий рост, размером груди дочери она нисколько не уступала — не иначе это у них было семейное.

— Здравствуй, Сергей! — прозвучало в ответ, а сидевший у книжного шкафа Коля поднялся с табурета и протянул руку.