Голова Фили мотнулась, он попятился, но на ногах устоял. Мне бы вырубить его, а вместо этого пришлось отвлечься и запереть за собой дверь.

— Порву, тварь! — выдохнул Бычок, зрачки которого расползлись на всю радужку.

Был он выше и шире в плечах, да ещё самое малое на двадцать килограмм тяжелее, и невольно вспомнились уверения Зинки, что её одноклассник жмёт от груди полтора центнера. Здоровый чёрт, а сейчас ещё и под кайфом — явно какими-то таблетками закинулся!

Филя бросился на меня, я выставил перед собой ногу, а сам откинулся назад. Бычок споткнулся о ботинок и потерял равновесие, попытался достать меня и завалить на пол, но я сбил захват, вывернулся и крутанулся, задействовав энергию движения противника. Тот отлетел к двери и со всего маху приложился о неё, мне же удалось отскочить в противоположном направлении.

— Отсоси! — коротко бросил я Зинкиному однокласснику, и у того, что называется, упала планка.

Отпереть дверь он не догадался, ринулся на меня с кулаками. В узеньком коридорчике схлестнуться с ним я элементарно побоялся, отскочил в кухню. Взгляд скользнул по хлипеньким табуретам и выдвижным ящикам, в одном из которых точно хранились ножи, перескочил на плиту с газовыми конфорками, а дальше вслед за мной ворвался Бычок.

— Хана тебе!

В дверь зазвонили и заколотили, Филя на миг отвлёкся, и я ухватил ручку массивной чугунной сковороды и ударил той будто ракеткой для тенниса. По кухне разлетелись макароны и брызги крови, Бычок покачнулся, но устоял, и я врезал снова, на этот раз сверху вниз по лбу, не желая доводить до смертоубийства.

Тут уж Филя рухнул на пол, да так и замер, не пытаясь встать.

— Сева! — позвал я, стоя с занесённой для нового удара сковородой. — Ты жив там?

Лемешев вышел из комнаты в трико с обвисшими коленями и майке-алкоголичке, пестревшей алыми пятнами — это накапала кровь из разбитой губы. Держался на ногах перегонщик не слишком уверенно, но, судя по густому перегару, скорее из-за злоупотребления алкоголем, нежели по причине побоев.

— Я-то жив, — заплетающимся языком проговорил Сева. — А он?

— Тоже. — Я убрал сковороду на стол и достал из кармана куртки газовый револьвер. — Отопри и отойди. Только быстро. Сможешь?

Лемешев смог; его ни распахнувшейся дверью не зацепило, ни ввалившийся в квартиру Пантелей достать не успел.

— Назад! — приказал я, взяв парня на прицел. — Назад сказал! Пальну — шары выбьет на хрен!

У Миши из рассечённой брови обильно текла кровь, он был зол как чёрт, но благоразумие взяло вверх, на рожон не полез.

— Тёма! — позвал я. — Сюда подойди!

Ни нос, ни губы Захара от удара коленом не пострадали, а вот двигался он как-то скособоченно: и ко мне подступил по-крабьи, и Бычка в подъезд еле выволок, укряхтелся весь просто.

— Валите на хер отсюда! — рявкнул я напоследок. — Менты уже едут, примут — за рэкет присядете!

Захлопнув дверь, я повернул ручку замка и подошёл к Лемешеву, тот пьяно захлопал глазами.

— Менты? Какие менты? Я заявления писать не буду!

— Бля-я-я! — только и вырвалось у меня. — На кухню иди! Есть чай у тебя?

Чай у Севы был и даже неплохой, индийский — со слонами. Я налил ему покрепче, себе сделал нормального и подумал, что стоит разуться, но валявшиеся тут и там макароны, уже частично раздавленные, и натёкшая из разбитого носа Бычка кровь удержали от проявления хороших манер. Опять же и в самом деле могут менты пожаловать, если соседи из-за драки всполошились. Так что лишь шапку снял, да куртку расстегнул.

После уселся на табурет, глянул на ногу — на штанине под правым коленом обнаружился разрез в сантиметр длиной. Повезло царапиной отделаться, уже запеклась даже.

— Ты долго это терпеть собираешься? — уточнил я, когда Сева осушил кружку и попросил налить ещё.

— Заявления писать не буду! — повторил Лемешев. — Моя коза этого никогда не простит!

— Можно и без заявления вопрос решить.

Сева чуть чай не расплескал.

— Вы его того… — Он ошарашенно замолчал и потом спросил: — Сколько?

— Не, — покачал я головой. — Мы на мокруху не подпишемся. А вот закрыть лет так на несколько — вполне реально.

— Заявления…

— Тебе и не придётся заявлять. Забашляешь, и за тебя всё сделают, сам не при делах останешься.

Предложение Лемешева заинтересовало, он уточнил:

— И сколько попросят?

— Полмиллиона, — назвал я первую пришедшую на ум сумму, показавшуюся более-менее адекватной.

— Дорого!

— Ну сам посуди, — вздохнул я. — Мало того, что Филя от тебя отстанет, так ещё сестрица его мигом мириться прибежит. Ему ведь адвокат понадобится, так?

Перегонщик грузно поднялся с табурета, наполнил кружку холодной водой из крана, сделал несколько глотков, приложил посудину ко лбу.

— Я вам за охрану плачу, — напомнил он.

— Так мы и охраняем, нет? — усмехнулся я. — И даже посадить Филю предлагаем совершенно бесплатно, ты сам заявление писать не хочешь. А раз так — придётся исполнителей подмазывать. Ну сам посуди, штука баксов — для тебя деньги разве?

Сева поморщился.

— Деньги. Я расширяться собираюсь, каждая копейка на счету.

— Не подмажешь, не поедешь.

— Да это понятно! Но можно как-то скостить? Рубли хоть все отдам, у меня просто столько нет!

Я вздохнул и спросил:

— А сколько есть?

Вместо ответа Лемешев уточнил:

— Он надолго сядет? По какой статье?

— Слушай, ты зачем меня об этом спрашиваешь? Кто ему адвоката нанимать будет: я или ты? Потом сами решите. Но троечка — это самый минимум уже с учётом УДО.

Перегонщик кивнул и пошёл в комнату, а там поднял диван, принялся выкидывать из него на пол пачки банкнот, только не в банковской упаковке, а пухлые и рыхлые, перетянутые аптечными резинками. Сотни, двухсотки, пятисотки, реже — тысячные.

— Сколько тут? — уточнил я, когда он закончил.

— Триста пятьдесят точно наберётся.

Я для виду поморщился, хоть сделал бы всё и бесплатно, и сказал:

— Остаток по факту добьёшь, уже после вынесения приговора. Устраивает?

— Я точно нигде фигурировать не буду?

— Точно, — подтвердил я. — Всё, звони Козлову и договаривайся о встрече в кафетерии. Скажи, что дело не терпит отлагательств. Пусть ноги в руки и туда.

Лемешев захлопал глазами.

— Так это Влад…

— Нет! — отрезал я. — Влад лишь занесёт деньги нужным людям. Он же из городского управления, а нам районное нужно. Ну ты чего?

— А сам почему не позвонишь?

— Потому что звериный оскал капитализма. Бесплатно сейчас никто и палец о палец не ударит. Меня Козлов пошлёт. Тебя нет, ты — нужный человек. Только о деле не говори, а то он найдёт причину отказаться.

В итоге после недолгих препирательств Лемешев всё же позвонил старшему оперуполномоченному и договорился с ним о срочной встрече в кафетерии. Я скидал пачки денег в пластиковый пакет, затем приник к дверному глазку и оглядел лестничную площадку, но и так выскользнул в подъезд с револьвером в руке. Убрал оружие в карман, лишь окончательно убедившись в отсутствии опасности.

— Дверь никому не открывай! — предупредил я Лемешева и поинтересовался: — Ты урода этого на фига вообще пустил?

— Да он у сестры ключи подрезал!

«Или она их сама дала», — подумал я, но вслух этого предположения высказывать не стал, уточнил:

— Ключи у него остались?

— Нет. Вот они!

Лемешев взял с тумбочки связку ключей и позвенел ими, я кивнул и покинул подъезд через чёрный ход, дверь которого оказалась заперта изнутри на засов.

25|12|1992 вечер

До кафетерия шёл, нервно поглядывая по сторонам, но — обошлось: не наткнулся ни на милицейский патруль, ни на братву Кислого. Взял стакан гранатового сока и выдул его, морщась, после купил уже яблочного с мякотью, к нему набрал бутербродов. Пока перекусывал за стоячим столиком, попутно копался в пакете с деньгами. Рассовал по карманам несколько пачек, сочтя сто пятьдесят тысяч своей законной долей посредника.