Зинка фыркнула и вновь ойкнула, стоило войти в неё, затем начала тихонько постанывать в такт лёгким осторожным толчкам. Поначалу темп задавала быстрая мелодия, но «Истерика» завершала первую сторону кассеты, и вскоре музыка перестала заглушать охи и шлепки, а я продолжал стискивать пальцами девичьи бёдра и всё двигался, двигался и двигался, реабилитируясь за недавнюю скорострельность, толкался вперёд всё быстрее и резче — больше не сдерживаясь, теперь уже до упора, на всю длину. И если поначалу Зинка из опасения привлечь внимание соседей снизу уткнулась лицом в подушку и лишь сдавленно мычала, то ближе к финалу позабыла обо всём, стонала и вскрикивала в голос.

В итоге показал себя с лучшей стороны, взмокли оба, без сил распластались на диване, тяжело задышали, пытаясь перевести дух. Даже в ушах зазвенело.

Я поцеловал Зинку в шею и прошептал:

— Я тебя люблю!

Девчонка промычала в ответ что-то неразборчивое, потом попросила:

— Проверь презерватив.

— Да что с ним может быть? — спросил и сразу озадачился, выдержало ли средство контрацепции наши «скачки», и сам.

Пришлось отстраняться и проверять резинку, заодно кассету на другую сторону перевернул. Ну и чай по чашкам разлил.

Зинка, секс, профитроли, новый альбом «Агаты Кристи». Пожалуй что, день и удался. Может, и в самом деле чёрная полоса к концу подошла?

Но забивать себе этим голову не стал, просто наслаждался моментом.

Зинка, профитроли, музыка. Хорошо.

Вот только всё хорошее рано или поздно заканчивается, подошла к концу и вторая сторона кассеты. Какое-то время лежали молча. Не знаю, о чём думала Зинка, у меня же в голове так и крутились слова финальной песни альбома.

Зацепила эта композиция неожиданно сильно, я лежал, прижимал к себе девчонку и думал… Да нет, как раз старался не думать, гнал от себя мысли, бездумно пялился в потолок и про себя подпевал уже умолкшему солисту.

Тем удивительней было, что на вопрос о понравившихся песнях, финальную композицию я не назвал. Поначалу и вовсе собирался отделаться общими словами, очень уж плотным и мощным показался этот альбом, но Зинка пристала будто банный лист, поэтому после недолгих раздумий сказал:

— «Нисхождение», наверное.

И не покривил душой — песня произвела сильнейшее впечатление.

— А «Как на войне»? — полюбопытствовала девчонка.

— Не, её уже в «Программе А» слышал. И не про нас она. Это Андрею надо дать послушать.

Зинка захихикала, потом перевернулась на бок и уставилась своими серыми глазищами, принялась поглаживать меня по груди, словно хотела и не решалась задать какой-то вопрос.

— Ну чего ты? — приободрил я девчонку, подтянул к себе и поцеловал.

Та отстранилась и отвела взгляд.

— А если в тот раз… ну… ты не успел? — путано спросила и тут же свою мысль пояснила: — Что, если я забеременела?

— Да ерунда!

— Нет не ерунда! — разозлилась Зинка. — Что тогда?

От одной только мысли об этом съёжилась мошонка, но растерянности я не выказал, ответил совершенно спокойно.

— Да ничего! Экстерном закончишь десятый класс, в июле родишь, в сентябре снова в школу пойдёшь.

Девчонка нервно сглотнула и задала другой, ничуть не менее важный для неё вопрос:

— А ты?

— А я буду учиться и работать. Возможно, даже на двух работах. Но это не важно. Главное, что у нас всё будет хорошо.

— У нас? Ты меня не бросишь?

— Никогда!

Зинка успокоилась, поворочалась немного, прижимаясь ко мне посильнее, но тут же перебралась на край дивана, подняла брошенные на пол часики.

— Через полчаса мама с работы придёт! — всполошилась она, встала и тут же негромко ойкнула, приложила ладошку к низу живота. — Вот ты сегодня дал, Серёжа! Мама спросит, почему в раскоряку хожу, — и что ей ответить?

— Скажи, на физкультуре по канату лазили.

— Тогда уж через коня прыгали! — хихикнула девчонка, собрала одежду и вразвалочку ушла в ванную.

Когда там зашумел душ, выбрался из-под одеяла и я. Попытался было присоединиться к подружке, но та заперлась изнутри, поэтому натянул трусы и пошёл разбираться с обедом.

— Тебя покормить? — спросил, когда в коридоре засуетилась уже одевшаяся Зинка.

— Нет, бежать пора! — отказалась та, чмокнула меня на прощание и с дипломатом в одной руке и курткой в другой вышла в подъезд. — Кассету забрала! — предупредила она напоследок.

— Пока-пока!

Я закрыл дверь и уткнулся в неё лбом. В голове так и вертелось:

Я не хотел падать и не хотел отпускать Зинку. И я собирался сделать всё, лишь бы только этого не допустить. Долбаная осень…

16|10|1992

вечер

На ночное дежурство поехал к восьми. Успел и лекции просмотреть, и с Зинкой парой фраз перекинуться. Дольше не получилось — телефон срочно понадобился её сестре, а выйти в подъезд помешали какие-то неотложные домашние дела.

— До завтра, чудо конопатое.

— Чао-какао!

На том и повесили трубки.

У ворот хозблока пришлось минут пять дожидаться, пока откроют калитку, даже высказал на этот счёт претензию Никифорову. Но брат участкового только плечами пожал. — Вверенную территорию обходил, — пояснил он и отрапортовал: — За время моего дежурства происшествий не случилось!

— Вольно! — усмехнулся я, задвинув засов.

Мы отправились в караулку, и там пришлось проставить время и расписаться за принятие объекта под охрану. Ещё поставил закорючку в журнале выдачи оружия. Тогда Василий Никифоров расстегнул ремень с кобурой и протянул его мне.

— Да у меня свой есть! — отказался я, демонстрируя собственное оружие. — Ещё круче вашего!

Но не тут-то было.

— Ну, Сергей! Ты же в армии служил! Во всём должен быть порядок! На дежурство заступаешь с табельным! Мало ли что за ночь случится? Всё надо делать по правилам.

Пристыженный я подпоясался и поправил кобуру с «Люгером 90», а собственный револьвер убрал на сейф к телескопической дубинке.

— Во второй мастерской трое посетителей, — предупредил меня напоследок Никифоров. — Журнал регистрации на столе, не забудь время выхода проставить.

— Сделаю, — пообещал я, решив не противится заведённым порядкам, и выпустил коллегу, после чего двинулся в мастерскую за номером два. По пути выключил в коридоре верхний свет — нечего впустую электричество жечь.

Вмиг сгустился мрак, единственным светлым пятном остался дверной проём нужного мне помещения. Рассчитывал застать там за фасовкой сахара Рому, Евгена и Костю, и тем удивительней оказалось обнаружить перед телевизором Лёню Гуревича. Тот яростно терзал джойстик игровой приставки и на моё появление никак не отреагировал. Не менее яростно спорившие о чём-то Андрей и Тихон — тоже.

Ну да — со своим предположением я определённо угодил в молоко.

Я подошёл к Лёне и спросил:

— Вы своим ходом сегодня, что ли?

Вообще на языке крутился совсем другой вопрос, но вот так в лоб интересоваться местонахождением Романа Марковича не решился. Да и что мне с того в самом-то деле?

Лёня отвлёкся от игры и недоумённо глянул на меня, затем протянул:

— А! Не! Тиша тачку на улице бросил, не стал во двор загонять. Проезд бетономешалка загораживала, а мы ненадолго.

Я кивнул и отошёл к спорщикам. Если Андрей ещё сохранял спокойствие, то Тихон весь пошёл красными пятнами и буквально брызгал слюной.

— Не хватает! — вопил он. — Одного комплекта не хватает! Дивана!

— Да не может быть! Толстый, ты гонишь.

Эти слова ещё больше раззадорили нашего счетовода, и он принялся трясти тетрадкой.

— У меня все перемещения записаны! Все до последнего!

Андрей посмотрел на меня и принялся натягивать нитяные перчатки.