И вот в тот самый момент, когда Джайлз обреченно отбросил потухший факел, приходя к выводу, что туннель не имеет выхода, а сам он обречен провести в нем остаток жизни, впереди неожиданно замаячил тусклый серый свет. Мысленно благодаря бога Шарро, вскрикивая от радости, обдирая локти и колени, юноша сломя голову ломанулся к вожделенному свету и, загнанно хрипя, кулем вывалился на площадку, обрывисто нависающую над утопающей в тумане долиной. Немного передохнув, Джайлз перекусил остатками мяса, запив немудреную трапезу глотком воды, скопившейся в расщелине между камнями.
Наклонившись, он обнаружил импровизированные ступени, сложенные из грубо обтесанных валунов и ведущие прямиком в долину. Грохоча подошвами и выбивая искры, возникающие от резкого соприкосновения укрепленных на каблуках подковок и мелкого гравия, усыпающего примитивную лестницу, чародей довольно быстро спустился в долину, по колено погрузившись в укутывающий ее туман. Все вокруг буквально пропиталось магией, причем магией совершенно иного свойства, чем та, которой владели человеческие чародеи. Обладая темной и враждебной природой, она несла на себе признаки глубокой старости, значительно ослабившей ее воздействие, но еще не искоренившей ее полностью. И даже этих жалких остатков стало достаточно для того, чтобы его звезда потускнела и как бы заснула, а сам Джайлз начал воспринимать себя слепым и беззащитным котенком, беспощадно брошенным в ведро с водой. Он барахтался, барахтался – не тонул окончательно, но и никак не мог выплыть на поверхность этого вязкого марева, облепившего его, словно кисель, связавшего по рукам и ногам.
Он медленно пробирался дальше, натужно переставляя жутко отяжелевшие ноги, а каждый шаг давался ему с неимоверным трудом, заставляя ежесекундно постанывать и вздрагивать. Сапоги вязли в мягкой серой траве, мерзкой и безликой, будто погребальный покров. Ему беспрестанно мерещились чьи-то звучащие в отдалении голоса: хохочущие, всхлипывающие и перебивающие друг друга. Он понимал, что они уговаривают его остаться. Соблазняют, запугивают, убеждают, повелевают. И словно несмолкающий припев, над долиной плывут одни и те же страшные слова: «Ты отсюда не выйдешь!» Но однако это оказалось еще не все, ибо чуть левее нежданно обозначилось присутствие чего-то совсем ужасного, сонного и липкого, ассоциирующегося в его воспаленном воображении с разверстой могилой, где клубилось нечто неизбывное, совершенно не поддающееся осмыслению…
Джайлз загнанно дернулся, приказывая себе не останавливаться. Он понимал, что если остановится и замрет, – это смерть. Голоса настигнут, выпьют душу и пожрут плоть, утянув ее под слой могильного дерна. И он уже почти справился с их чарами, он уже бежал, с ликующим чмоканьем наступая на болотные кочки, как вдруг среди этой однообразной серости он различил нечто яркое, схожее с лучом Сола или с полосой раскаленного металла. Он замедлил бег, вытянул шею, вгляделся пристальнее и охнул от восторга…
Криво воткнувшись между камнями, из почвы Серой долины торчал меч сказочной красоты, выкованный из красной стали и сияющий крупными рубинами, венчающими массивную рукоятку. И по какому-то наитию, по какому-то прозрению Джайлз сразу понял, чем может, а точнее, чем должен быть этот невероятный по красоте клинок. Да-да, именно им, одним из двух легендарных мечей давно погибшего короля Арцисса! Чародей широко распахнул изумленные глаза и жадно потянулся за легендарным оружием, которое безуспешно искали все поколения человеческих магов Звездной башни. Его искали все, а нашел – он! Но в тот же самый миг земля под ногами просела, Джайлз беспомощно вскрикнул и полетел куда-то вниз. А затем он испытал сильный удар, боль разлилась по телу, в глазах потемнело, и его сознание померкло…
Я пробудилась на рассвете, продрогшая и невыспавшаяся. Все ночь мне грезился Джайлз, сначала ползущий по какому-то узкому проходу, причем ругающий меня на все корки, затем бредущий по щиколотку в сером киселе, а потом – падающий в пропасть. В этот трагический момент я и проснулась… На душе было муторно, в голове – тяжело, а во рту – кисло. Тягуче ныло в груди. Будто я накануне перебрала хорошо выдержанного вина, что на самом деле ничуть не соответствовало действительности. Я понимала, что мое состояние вызвано беспокойством. Но отнюдь не за себя, а за него – далекого, безмерно дорогого мне друга. Хотя, пожалуй, за себя мне тоже стоило бы волноваться…
– Плохо, да? – Ребекка сочувственно заглянула мне в глаза. – А может, ну ее, эту Пустошь? – Она торопливо прикусила губу, осознав, что ляпнула глупость.
– Не «ну»… – Я упрямо помотала всклокоченной нечесаной гривой волос и потянулась за одним из деревянных кубков из скарба степняков, разложенного на кошме возле потухшего костра: – Воды налей, пожалуйста…
– Простая вода – самое лучшее средство от тоски и печали, – наставительно сообщила воительница, развязывая бурдюк и наполняя кубок. – Две капли воды на стакан самогона – и все как рукой снимет!..
– Ханум не только прекрасна и находчива, но и умна! – Один из стариков бесшумно подкрался к нам, поминутно оглядываясь на все еще позевывающего на своем спальном месте шейха, и поклонился. Я подняла глаза, пытаясь разглядеть его лицо, полускрытое дорожным бурнусом. Занятие оказалось совершенно бесполезным. Складки мягкой ткани затеняли все, лишь в самой их глубине испытующе поблескивали черные зрачки, круглые и мудрые, как у совы.
– Это для ведуньи. – Старик высыпал на кошму с полсотни странных наконечников из черной бронзы. – Заплети ее волосы в десятки тонких косичек и закрепи ими.
– Зачем? – удивилась лайил, с бряцаньем пересыпая с ладони на ладонь мелкие украшения.
– Тогда Наг примет ее косички за тела своих сородичей и не станет за них хватать, – степенно пояснил мой благодетель.
– Почему вы мне помогаете? – Я выжидательно прищурилась, почему-то испытывая необъяснимое доверие к этому человеку.
– Законы степи просты, но справедливы и диктуются самой жизнью. – Старик чинно сложил руки на груди. – Жаль, что жизнь так жестоко обходится с моим народом. Мы вымираем – у нас мало женщин и почти нет детей. Но вчера ты, ведунья, помогла всем нам, а сегодня я помог тебе. Мне пришлось поторопиться, ибо, возможно, завтра я уже не смогу вернуть этот долг чести.
– Ну да, завтра мы уйдем! – Ребекка достала из сумки гребень и принялась расчесывать мои длинные волосы, умело заплетая их в косички.
Старик ничего не ответил.
– Или умрем, – правильно расшифровала его молчание я.
– Вот Тьма! – У воительницы сорвалась рука. – Чтоб их всех мантикора три раза переварила!
Степняк положил свою морщинистую длань на мое левое плечо, и из его пальцев будто хлынул поток тепла, обволакивая меня изнутри.
– Я мужчина, а вас обеих Неназываемые сотворили женщинами, хотя у тебя крепкие мускулы, добрая душа и отзывчивое сердце! – негромко заговорил он, обращаясь лишь ко мне. – Несправедливо, если вы погибнете, как того желают богиня Банрах и ее верный слуга шейх Самир. Но мы, дервиши, не приветствуем убийства и приставлены к великому Нагу для того, чтобы поддерживать в порядке его жилище и следить за справедливым ходом испытания. Вы, женщины, частенько бросаетесь не в свои игры, и ладно бы это касалось одного только утоления присущего вам воинственного начала. Нет, вы пытаетесь отнять у мужчин их роль, а ведь мир не терпит нарушения равновесия между полами.
– Вот и я так же говорю, – одобрительно проворчал подслушивающий старика Беонир. – Женщина мужчину сначала окрыляет, затем – окольцовывает, а после – ощипывает!
– Я тебя не понимаю, почтенный дервиш! – Я и в самом деле силилась уследить за полетом его мысли, но у меня ничего не получалось.
– По древним верованиям, гармоничное и по возможности полное воплощение двух начал, мужского и женского в одном, приближает личность к божеству. Это первая стадия. Далее существо, совместившее в себе лучшие качества мужчины и женщины, становится непревзойденным магом и воином, – продолжал внушать старик, пытаясь достучаться до моего сознания. – Ясно?