Мужчины любят войну, женщинам нужен мир. Мужчины склонны к агрессивному проявлению лидерской доминанты, привыкнув отстаивать свою власть с позиции силы. Женщины же являются куда лучшими дипломатами, ибо они уважают хитрость, компромисс и многовариантность мнений. И наверно, именно поэтому в нашем мире, созданном женщинами-демиургами, борьбу за лидерство начала тоже женщина – Ринецея.
Есть вещи, которые в любом искусственно морализованном обществе считаются крайне неприличными, особенно если о них говорят женщины. О нет, речь идет не о супружеской неверности, не о вытравливании нежеланной беременности и не о полученных от супруга синяках. Все это совершенно нормально с точки зрения широкой публики. Дамам не прощают совсем иного.
По меркам общества, жена ни в коем случае не должна становиться успешнее мужа. На самом деле подобное встречается отнюдь не редко, но вот поди же ты – афишировать такую «неправильную» ситуацию в семье не соглашаются не только мужчины, но и сами женщины. Дамы щадят самолюбие своих супругов, сознательно принижая собственные достижения. Они будто извиняются за ум и красоту, за трудолюбие и деловую хватку. То есть за все то, чем обычный человек вообще-то должен гордиться. «Вы не подумайте чего неприличного, – словно бы пытаются сказать женщины. – Я, как и положено любой бабе, дура дурой. Просто сейчас у меня временные трудности – я неожиданно выбилась из образа. Простите, люди добрые. Ну не повезло мне – добилась я в жизни больше, чем нормальный среднестатистический мужчина. Но вы не волнуйтесь, скоро я снова стану серенькой мышкой-неудачницей и смирно уйду в тень своего господина».
Нормальная женщина должна быть хуже мужчины – вот установка нашего общества. Поэтому, если она вдруг становится в чем-то лучше, она просто обязана прилюдно каяться, ныкаться по всем углам и просить прощения у всех богов сразу. И конечно же ни словом, ни взглядом никогда не напоминать любимому о реальном положении дел. Угождать, подстраиваться, подмахивать, тешить мужское самолюбие и уничижать себя – это всегда пожалуйста. А вот публично признавать себя более успешной – стыд и позор.
А еще женщине неприлично выглядеть сексуальной. От нее требуется стройность ног и упругость кожи, пухлость губ и пышность волос. Ее всячески подбивают на флирт, домогаются, уговаривают вступать в близость с кем угодно и когда угодно. Но при этом ее за это же и осуждают. Парадокс!
А злость и умение постоять за себя? Увы, в наличии этих качеств женщинам отказывают тоже. Им даже не прощают открытого проявления эмоций, выражающегося в отстаивании своих позиций, как то: аргументированный спор с мужчиной, если последний остается в проигрыше, демонстрация силы воли, логики и умения мыслить объективно. Обиду, зависть, мелкую исподтишковую мстительность и прочие проявления слабости женщине простят, но если она решительно стукнет кулаком по столу или еще как-то, с поднятым забралом, проявит агрессию, то все, пиши пропало. Хорошие девочки себя так не ведут. Хорошие девочки не вызывают мужчину на поединок и не валяют его в грязи ни физически, ни морально, на потеху всему ристалищу. Хорошие девочки, если их что-то возмутило, должны забиться в уголок и там тихонько поплакать, в ожидании своего защитника на белом коне. Но притом – проявлять гнев открыто, бороться за свои права, как это делают мужчины, – стыдно!
И уж что в женщинах совершенно недопустимо – так это скинуть на кого-то свои материнские обязанности и идти спасать мир. Нельзя доверять хотя бы часть родительских обязанностей мужчине: это неправильно. Нельзя быть амбициозной. Нельзя становиться жесткой, неуступчивой, принципиальной. Нельзя гордиться своими успехами, если они выходят за рамки кухни, набожности, вышивания, выращивания цветов и воспитания детей. Нельзя вслух признавать своих достижений, если у тебя что-то получается на территории традиционно мужской вотчины. Нельзя знать себе цену, уметь драться, выглядеть любвеобильной и не подчиняться существам, носящим брюки и шляпы. Существам, называемым мужчинами, что приравнивается к слову «человек». Женщине нельзя быть человеком. Стыдно!
Не стану скрывать – я всегда выступала против сих глупых предрассудков, с мечом в руке отстаивая свое право не только называться, но и являться человеком. Меня оклеветали и изгнали, осудили и назвали распутной, не поняли, не оценили и, возможно, не простили. Меня прозвали Сумасшедшей, и, лишь пройдя через массу жизненных перипетий, я осознала, какой особый смысл вложен в это нелепое прозвище. Я обрела истинную свободу тела и духа, я познала сладость настоящей любви и горечь ужасной потери, я научилась страдать и сострадать, ненавидеть и прощать, забывать прошлое и верить в будущее. Я стала сильной и ранимой одновременно. И в итоге я все-таки поняла, что же это значит – быть женщиной и человеком. Быть самой собой!
В подземном проходе сгущалась непроглядная темнота. Но так продолжалось всего лишь несколько коротких мгновений, до тех пор, пока в могильной тишине погребального кургана не прозвучало скороговоркой произнесенное заклинание и в воздухе не возник голубовато светящийся магический шар, невесомо парящий над ладонью Марвина. Стены коридора сразу раздвинулись, утрачивая свою мнимую, давящую на психику тяжесть.
– Брр, не люблю закрытых помещений! – с чувством произнес некромант, озираясь настолько испуганно, что это сразу бросилось в глаза всем и шло вразрез с его высоким титулом архимага. – С детства страдаю клаустрофобией!
– Не ожидал услышать подобное признание от погонщика трупов! – Огвур тряс прикованный к стене факел, пытаясь вырвать его из ржавых скоб. – Не вяжется как-то с вашими мрачными обрядами и раскапыванием могил…
– Ага, это у тебя все просто и доступно, – огрызнулся маг, настороженно вглядываясь в глубь коридора, змейкой уходящего куда-то вперед. – Вот посидел бы ты лет десять в наших пещерных архивах – вообще бы заикаться начал!
– Фигня, – с чувством огромного превосходства фыркнул Генрих, – я, почитай, провел в подземелье большую часть жизни – и ничего, на нервы не жалуюсь.
– Генрих, – сладенько проворковал Ланс, – а ты случайно не в курсе, как называется маленькое мохнатенькое существо с тридцатью двумя лапками и серой шкуркой?
– Не знаю, – небрежно отмахнулся сильф. – И не приставай ко мне со своими глупостями, я загадками не увлекаюсь. А что это такое, кстати?
– Так вот и я не знаю, – задумчиво протянул полукровка, – но сейчас попробую это с тебя стряхнуть…
– Да паук-трупоед это как пить дать! – приговором бухнул некромант. – Хана тебе, Генрих…