— Марш на кровать, — безапелляционно заявил он.
Оборотничка вызывающе уставилась на него.
— На полу сегодня сплю я, — отрезал Виктор.
— С ума сошел?! С твоими ранами…
— Со своими ранами я могу спать хоть на голой льдине! Ты на полу спать не будешь. Марш на кровать.
Радислава покладисто пожала плечами, мол, тебе же, дураку, хуже.
— Слушай, человек, как ты вообще на этой гробовой доске спишь? — Менестрель пыталась поудобнее устроиться на жесткой, просевшей от времени кровати.
— Молча, — фыркнул Виктор. — И почему ты все время называешь меня «человек»?! У меня, между прочим, имя есть, вполне произносимое.
— Возможно. Но ты так и не удосужился его назвать, — откликнулась девушка.
— Что? М-дя, становлюсь непоследовательным… Меня зовут Виктор, мышка.
Радислава чуть не поперхнулась. Нет, этот тип точно ненормальный! Назвать свое истинное имя абсолютно незнакомому человеку, то есть оборотню… Уму непостижимо!
— Не называй меня мышкой! — вспылила оборотничка. — У меня тоже есть имя!
— И ты тоже его не назвала, — усмехнулся в темноту байкер.
— Радислава, — буркнула менестрель.
— Рада… — будто пробуя на вкус, повторил Виктор. — Знаешь, а тебе удивительно подходит, мышка.
— Спи уже, философ. Спокойной ночи, — рассеянно пожелала она, отворачиваясь к стене.
«Нет, этот человек точно ненормальный… — думала Радислава, зябко обхватив себя за плечи и уткнувшись взглядом в темноту. — Он же только что назвал мое имя! Без всяких предисловий и намеков, взял и назвал! Нет! Не надо, Один, хранитель скальдов, ну пожалуйста! Я не хочу…» Лишь двое могут назвать истинное имя скальда без подсказок — наставник и спутник. А ее наставника уже давно нет в этом мире…
Виктор проснулся от ощущения пристального взгляда на себе.
— Чего? — не открывая глаз, поинтересовался он.
Оборотничка, приподнявшись на локте, неотрывно смотрела на него.
— Да вот думаю, не вернуть ли мне одну нагло сбежавшую грелку, — задумчиво отозвалась она. — А то холодно.
— Слушай, ну чего ты прицепилась с этой грелкой? — чуть обиженно ответил байкер.
— А что тебе не нравится? Мягкий, теплый — чем не грелка?
— Ты еще скажи «пушистый», — буркнул Виктор.
— В каком месте, уточнять? — ехидно осклабилась Радислава.
Мужчина неопределенно хмыкнул.
— Слушай, мне действительно холодно, — почти жалобно протянула менестрель. — У тебя тут отнюдь не сауна!
— О боги, и ты собиралась спать на полу! — проворчал Виктор. — Ладно, двигайся давай. — Байкер, стараясь как можно меньше тревожить раненый бок, перебрался на кровать. Оборотничка мгновенно прижалась к нему.
— Так чего тебе все-таки не спится в ночь глухую? — вновь спросил он.
— Ты стонал от боли во сне, — честно ответила менестрель.
— А кто тебе сказал, что от боли? Может, мне снилось что-то эдакое… — усмехнулся Виктор.
— Слушай, человек, я еще в состоянии различать боль и страсть, — прервала его Радислава.
— Наверное, повернулся неудачно… — вздохнул он.
И тут оборотничка сообразила, что прижимается как раз к пострадавшему боку. Мысленно прокляв свою невнимательность, попыталась отстраниться.
— Ну чего ты вертишься, как вошь на гребешке? Лежи как лежала. Так даже лучше — тепло и болит меньше. — Мужчина осторожно обнял ее за плечи.
— И кто из нас еще грелка? — риторически вопросила в темноту менестрель.
Ответом ей стал многозначительный смешок.
— Человек, скажи, — спустя минуту спросила Радислава, — где ты выучился так играть на скрипке?
— Десять лет музыкальной школы с отличием и пять лет консерватории с красным дипломом, — сонно откликнулся Виктор. — А знаешь, что самое интересное, мышка? Я сегодня играл впервые за последние восемь лет…
Легкий сильфийский парусник скользил в ночной тишине, грациозно рассекая бархатистое пространство ясной апрельской ночи. Ветер наполнял паруса, и парусник так стремительно несся вперед, словно пытался настигнуть одновременно близкую и такую далекую полную луну, которая висела прямо перед ним.
Анна стояла на палубе, кутаясь в куртку, и неотрывно смотрела в темно-синее небо, устремив взор на бледный диск ночного светила. Ветер растрепал уже изрядно отросшие после вынужденной стрижки волосы, серебрившиеся в лунном свете. Княжна старалась ни о чем не думать сейчас. Слишком многое свалилось на нее в последнее время. В данный момент ей просто хотелось послушать, как летит в тишине ночной ветер, свободный и беззаботный. Внезапно какая-то переливчатая трель вплелась в звучание ветра, сливаясь с ним, окутываясь лунным серебром и светом звезд. А ветер звенел струной, разнося звуки в пространстве. Чародейка прикрыла глаза, растворяясь в медленно текущей мелодии. На секунду княжне показалось, будто кто-то обнял ее за плечи… Анна стремительно обернулась — наваждение пропало.
«Я всего лишь хотел просить о прощении…» — вспомнилась ей последняя фраза де Крайто. Ох, если бы она знала еще, за что его нужно прощать… Княжна тяжело вздохнула и отвернулась от фальшборта. Чуть поодаль, на планшире, сидел Эорлин-ши — бессменный капитан парусника «Эолова арфа». На коленях сильфа лежала флейта, кажущаяся серебряной чертой на черной ткани его комбинезона. Сам капитан смотрел куда-то вдаль.
— Эорлин-ши! — окликнула Анна.
Сильф встрепенулся и спрыгнул на палубу. За его спиной тут же расплескалось лазурное свечение.
— Я потревожил вас, госпожа? — Сильф склонился в поклоне. — Прошу меня простить. Сегодня на удивление тихая ночь, и я решил подарить ей мелодию.
— Все в порядке, Эорлин-ши, — откликнулась княжна. — Я совсем не против, чтобы ночь звучала, как сильфийская флейта.
— Благодарю, госпожа, — еще раз поклонился капитан. Девушка кивнула и облокотилась о фальшборт.
— Сыграйте мне песню, благородный капитан! — попросила она.
Эорлин-ши не стал отказываться. Он поднес инструмент к губам и заиграл. Анна внимательно вслушивалась в волшебную мелодию, дивясь необычайности сильфийского восприятия мира, так непохожего на человеческое. Но постепенно она привыкла к странной музыке, начиная улавливать вплетенные в нее слова, нашедшие отклик в ее сердце.