Поводырь стоял, скрестив руки на груди, опершись на подоконник. Менестрель видела, что верного товарища так и подмывает сказать какую-нибудь ехидную гадость в адрес расхворавшегося Эдана, но он сдерживается.

Пришел лекарь, долго возился с осмотром, просил то покашлять, то не дышать. Похмыкал, повздыхал и подтвердил диагноз, озвученный ранее демонологом. Составил длиннющий рецепт, стребовал четыре гривенка за спешный вызов без предварительной записи и заявил, что больному в ближайшие пару дней необходим полный покой.

Менестрель отозвала Шири в дальний угол комнаты.

– Чего делать станем? – спросила она.

Верный Поводырь пожал плечами.

– Не знаю, daeni, может, бросим его к шайтану, пусть Часовщик забирает…

– Ну да. Часовщик явится сюда вместе с бароном, а тот устроит здесь побоище… Или ты думаешь, будто этот мерзавец пожалеет хозяев, давших Эдану приют? Представь, что Иленку и Хельги…

Шири мучительно поморщился.

– Будь трижды неладен этот сопляк! – прошипел он.

– Шири, смирись, мы не можем его бросить, – вздохнула Арьята.

– Тогда забираем и уходим. Поживем на постоялом дворе. Нельзя же так нагло пользоваться гостеприимством мэтра Криэ. Тем более и я произвел на него далеко не самое благоприятное впечатление.

– О да, он заметил, что Иленка тебе небезразлична, – многозначительно протянула менестрель. – Кстати, он тоже телепат и в отличие от дочери прекрасно тебя «слышит».

– Ну, спасибо, – проворчал Шири, – ты не могла об этом раньше предупредить?

– Зачем? – недоумевающе уставилась на него Арьята. – Он отец Иленки, имеет право знать, кто ухлестывает за его дочерью.

Поводырь яростно засопел, намереваясь дать достойную отповедь своей ведомой. Но тут их камерную беседу внезапно прервали.

– Кхм, – вежливо кашлянул Хельги, привлекая к себе внимание. – Извините, что прерываю, но раз уж с вашим товарищем произошла такая неприятность…

– …Шайтан лысый ему товарищ… – себе под нос проворчал Шири и тут же прикусил язык от чувствительного тычка под ребра. Пальчики Арьяты, даром что тонкие, от постоянного бренчания на гитаре обрели просто-таки стальную твердость.

– …хм, вы можете оставаться в моем доме столько, сколько потребуется, – закончил маг, сделав вид, будто не заметил маленького разногласия между Поводырем и Смертью.

Менестрель попыталась возразить, дескать, они и так злоупотребили гостеприимством почтенного мэтра. Но Криэ поспешил уверить девушку в том, что он ничуть не стеснен, и засим вышел из комнаты, сославшись на срочные дела. Арьята только порадовалась уходу демонолога. Последние несколько минут настырный телепат тщетно пытался разузнать о своей рыжеволосой гостье побольше. Смерти пришлось приложить максимум усилий, дабы не начать тереть зудящий лоб и не пустить любопытного мага дальше, чем нужно. Хватит с нее того, что Иленка в первый день знакомства перетряхнула ее сознание вверх дном.

Хельги притворил за собой двери и направился в библиотеку, на ходу потирая ломящие виски. Начиная со вчерашнего вечера он несколько раз пытался покопаться в мыслях своих случайных гостей. То немногое, что ему удалось выведать, мага изрядно озадачило. Девочка-менестрель позволила «читать» себя лишь отчасти. Как только демонолог попытался копнуть глубже, наткнулся на достаточно мощный, нет, не блок, а скорее нежелание пускать наглеца дальше. «Пошутили, и хватит», – как будто говорила хозяйка мыслей, медленно, но верно выталкивая телепата из своего сознания. Сумбур, царящий в голове заболевшего юноши, оставил у Хельги неуемное желание сунуть голову под кран с холодной водой и долго-долго мыться. А разбойной наружности субъект, тенью следовавший за менестрелькой, заставил Криэ окунуться в жуткую мешанину из прошлого и настоящего. Из очень далекого прошлого… Нормальные люди столько не живут, но, похоже, считаться причисленным к категории нормальных, а тем более людей, одноглазому мечнику не грозило. Еще Хельги значительно обеспокоило то, что часть мыслей светловолосого спутника менестрельки касалась Иленки. Так, ничего конкретного, неясные, не оформившиеся образы, к тому же тщательно подавляемые, но все же… Попытки прояснить ситуацию у самой Ильки тоже ни к чему не привели.

– Пап, ну откуда я знаю, что он обо мне думает?! – отмахнулась блудная дочь. – Я его вообще «читать» не могу…

«…я его вообще «читать» не могу», – повторил про себя демонолог.

– Вот это-то мне и не нравится… – пробормотал Хельги себе под нос, проходя в кабинет.

Ладно, отложим все ментальные загадки прибывших в дом гостей на потом… А сейчас нужно изучить привезенные Иленкой документы и покончить, наконец, с осточертевшим пустырем!

Пыльный, заросший по обочинам чахлой полынью тракт терялся в раскаленном мареве. Вдалеке темной массой маячила придорожная корчма, норовившая расплыться в дрожащем перегретом воздухе в странную кляксу.

Конь Гадеса неспешно трусил по пыльной колдобистой дороге, приближая своего угрюмого хозяина к питейному заведению, в котором дожидался его досточтимый барон Тарница. День едва-едва перевалил за половину, уже раскалившись не хуже кузнечного горна. Где-то там, в пригранье ждал его скальный чертог, где в полу-тьме и прохладе отмеряли время многочисленные часы. Гадес утер пот со лба, с наслаждением вспоминая о сумрачных скалах. Его раздражала грядущая неопределенность, ибо ненавистная корчма оказалась построена в «белом пятне» – абсолютно закрытой для телепортации зоне. Вдобавок последнюю пару верст до заведения Часовщику пришлось ехать верхом, а он терпеть не мог животных…

Стоило Часовщику очутиться на дороге, как его обогнал всадник в цветах дома Тарницы. Обогнал, впрочем, ненамного. В следующий момент лошадь споткнулась и встала. Всаднику пришлось спешиться. Осматривая переднее копыто, он тихо ругался.

– Куда спешишь, человече? – насмешливо спросил Гадес, поравнявшись с ним.

Человек поднял голову и кивнул в знак приветствия. Напряженное лицо всадника разгладилось. Часовщик понял, что его узнали. Он вообще не делал тайны из своих визитов к барону. Но сам Гадес этого парня не помнил. В отряде при отъезде его не было. Значит, кто-то из оставшихся дома.

– Да я к хозяину с новостями.

– С добрыми или с худыми? – усмехнулся Гадес, спешиваясь.

– С добрыми, – парень выпрямился и перехватил коня под уздцы. – Сын его светлости, милсдарь Кристоф, очнулись, на поправку идут…

– …Да уж, с добрыми… – прошипел Часовщик, оттаскивая тело вестового в густую придорожную траву на обочине. Затем вернулся на дорогу и, сорвав с упряжи отличительные знаки, напутственно хлопнул коня по крупу, направляя животное в сторону Ништявы. Кто-нибудь да подберет.

Своим невольным вмешательством Смерть спутала Гадесу все карты. Он в ярости скрежетнул зубами. Забравшись в седло, Часовщик уверенно направил коня в сторону корчмы, размышляя о том, как полезно иногда приходить раньше срока…

Черный жеребец Гадеса въехал под навес коновязи во дворе корчмы. Обливаясь потом и проклиная того, кто придумал солнце, Часовщик был только рад очутиться под крышей придорожного заведения, несмотря на то, что подобные места всегда вызывали у него отвращение. Внутри корчмы царили мрак и прохлада. Откуда-то тянуло прокисшей капустой и дрянным пивом. Корчмарь забился в самый дальний конец стойки и нервно протирал кружки, косясь на расположившихся в зале людей барона. Едва прибыв в корчму, Тарница набросился на хозяина, требуя сказать, как давно останавливались у него четверо путников, один из которых был рыж, а второй – одноглаз. Перепуганный хозяин клялся и божился, что за последние несколько дней в его заведении не обреталось ни рыжих, ни одноглазых. Одноногий заглядывал (если господин пожелает, то сможет его догнать, ибо тот ушел перед их приездом). А одноглазых – не попадалось, хоть убейте!

– Друг мой, ну почему у вас такой дурной вкус? – вместо приветствия упрекнул Тарницу Гадес. – С каждым разом места наших встреч становятся все пошлей и гаже. Уж лучше бы я догнал вас в чистом поле, чем в очередном придорожном свинарнике.